Каковы масштабы излишней занятости? В одном из последних (но давних) выступлений Ю. Маслюков называл цифру в 35 млн. человек. Это те, кто, вероятно, будет вытеснен при закрытии убыточных предприятий и напрашивающейся рационализации в случае перехода на рыночные принципы хозяйствования. Есть и более грозные оценки. По расчетам экономистов ЦЭМИ АН СССР, избыточны 30—35% валового оборота нашего хозяйства. Лишних работников, значит, больше 35% их общей численности. Отбракованы ведь будут сектора, отрасли и участки с наинизшей производительностью. Выходит, привычные места приложения труда придется покинуть не менее чем 50 млн. человек.
Всякого рода зряшную работу, выпуск брака, поставку некомплектных или неравнопрочных, но без запчастей, изделий, усушку, утруску, потери и прочее мы привыкли квалифицировать как бесхозяйственность. Конечно, так оно и есть. Но поддержанием и воспроизведением этой бесхозяйственности заняты десятки миллионов людей. Это их хлеб — не каких-то там теневиков или номенклатуры, а честных и скромных работяг. То есть хлеба в стране, конечно, не убавится, если люди перестанут уродоваться на зряшных работах, по их денежный заработок повышает их шансы в борьбе за крохи усыхающего общественного пирога. Власти поэтому остерегаются закрыть зияющие бреши бесхозяйственности. При всей своей революционности перестройка пока не обидела ни Минводхоз (отделался переименованием), ни позорную нашу систему овощегноения. А каков баланс затрат-результатов по серийному (по паре в неделю) запуску спутников — об этом даже и задумываться неприлично.
Сложившаяся производственная структура даже в режиме стагнации не может функционировать без увеличения инфляционного разрыва — превышения денежных заработков над стоимостью продукта, противостоящего зарплате. Говорят, как работаем, так и живем. Ничего себе шуточка: рабочий, что ли, или учитель ответствен за структурно-инвестиционную политику, обрекающую всех на дефицит?
Нежизнеспособность народно-хозяйственной структуры до поры до времени маскировалась хорошей нефтяной конъюнктурой. Но к 1983 г. она иссякла, и страна оказалась перед лицом жестокого кризиса. Первоначальное и буквальное толкование «перестройки» было простым и бесхитростным ответом на вызов времени: свертывание сырьевого и топливного секторов, ресурсосбережение, акцент на потребительский сектор и социальную сферу. Это и есть экономический кризис. Но к перестройке кто-то по традиции привесил еще и ускорение. Попытка поддать темпа, как ей и положено, захлебнулась в ею же поднятой инфляционной волне.
После провала ускорения кончилась макроэкономическая политика. Борьба с кризисом заменена его отсрочкой. Правительство отчаянно сопротивляется неизбежному, пытаясь предотвратить мельчайший процент стихийно начавшегося спада. Вместо планомерного свертывания ненужных производств и подготовки фронта общественных работ для желающих трудиться полезно целый цех чернокнижников мобилизован на выдумку социальной и финансовой алхимии, которая позволила бы выйти из кризиса, не входя в него.